Не могу сказать, что регулярно читаю журнал «Рыбная слобода», но в моём архиве отыщется несколько номеров этого издания Рыбинской епархии. Есть что в этом журнале с интересом, вдумчиво почитать и профессиональным историкам и просто любителям старины; а главное, можно много для себя узнать ценного и поучительного из подвижнической жизни выдающихся людей нашего края.
За одним из таких номеров, №1(19) за 2019 год мне пришлось изрядно погоняться, пока его нашёл. Только через четыре года, в 2023 году, удалось отыскать журнал со статьёй о рыбинском художнике Евгении Петухове.
С Женей я познакомился в библиотеке им. Энгельса. Мы оба там трудились, он – художником-оформителем, я – плотником. Подружил нас интерес к искусству, уважение к хорошей и умной книге. Наша дружба продолжалась до самой его такой несвоевременной кончины. Евгений Павлович был старше меня всего на десять дней.
Журнал со статьёй А.В. Романовой о скромном и талантливом художнике мне удалось купить в лавке Преображенского собора. Понятно, что я очень обрадовался, когда, пролистав один из журналов, увидел знакомые акварели своего приятеля… Тут же купил несколько номеров этого замечательного журнала за 2023 год…
И мне вновь повезло! Это было, действительно, какое-то чудо. В одном из журналов (№ 1(28) за 2023 год) я обнаружил фотографию Христорождественского храма села Рождества Большесельского района… Господи, так в этом же храме меня крестили в 1951 году! Вот в эти, когда-то величественные ворота, что в левом нижнем углу фотографии я со своей бабушкой Гусевой Федосьей Ивановной (Царство ей Небесное) ходил ко Причастию и почти на все церковные службы.
Храм заснят фотомастером в зимнее время года и ещё до начала капитального ремонта в 2018 году. Хорошо видно полуразвалившуюся ограду кладбища…
Рядом с храмом раскинулось село, в пятидесятые годы довольно многолюдное. Скорее всего, это был административный центр округи. Здесь располагалось правление колхоза, работал небольшой маслозавод. В двух школах, начальной и восьмилетней, обучалась детвора со всех окрестных деревень. Имелся магазин, не пустовали сельский клуб и библиотека. А вот медпункт располагался в Новом Гостилове… Так уж получилось, что казённых учреждений в селе было больше, чем жилых домов. Может это и стало причиной того, что со временем село Рождество почти полностью обезлюдело.В мой приезд на свою малую Родину, летом 2018 года, я нашёл там только одного жителя. Мы познакомились, но разговор поначалу не клеился…Говорить нам было особо и не о чем. У Петра свои проблемы, у меня свои. Я уже хотел повернуться и уйти, но заметил неподалёку от дома несколько пчелиных ульев. Вот и повод для разговора.
— Пчёл разводите? Хорошее это дело. Мёд полезный продукт…
— Что, хотите купить? Немного его, правда, у меня в этом году, но трёхлитровую банку соберу. Могу продать… Цена будет: тысяча восемьсот рублей.
Я, в общем-то, не собирался что-то покупать, но цена меня поразила. Если так дёшево, то надо брать, — подумал, — угощу родных, знакомых. Сам до отвала наемся полезного продукта.
— Вы мёд вместе с банкой продадите? А можно сначала его попробовать?
Пётр, молча, ушёл в дом, вернулся минут через десять с наполненной мёдом стеклянной банкой и алюминиевой ложкой. Поставил посудину на лавку, зачерпнул полную ложку и протянул её мне для пробы. Мне бы потихоньку, не спеша, пробовать, а я, с дуру, сунул ложку в рот и попытался проглотить всё, что в ней было. И, тут же, чуть не задохнулся, вдобавок мне показалось, что я обжёг себе горло, — такой был мёд терпкий и духмяный.
— Да, хороший продукт, ничего не скажешь. Не сравнишь с тем мёдом, что в городе продают, — еле выговорил я с выпученными глазами и враз охрипшим голосом.
— Продукт у меня настоящий не балованный. Пчёлкам спасибо, они стараются. Ты, это, товарищ, извини… Я, как-то не подумал, что ты зараз всю ложку заглотишь.
— Ничего, откашляюсь… Жадность фраера сгубила.
Банку закрыли пластмассовой крышкой. Я сунул её в дорожную сумку и рассчитался с хозяином.
Добрый человек принёс бокал тёплого чаю. Сразу уходить мне было неудобно. Я спросил Петра, прополоскав горло и отдышавшись:
— Больно у вас тут всё запущено… Я сам родом отсюда, из Гостилова. Старики мои тут, на кладбище, похоронены….
— А я вот ковыряюсь тут, понемногу. Ограду каменную восстанавливаю. Три пролёта починил. Ты ж мимо шёл, что, не видел?
— Нужное дело ты затеял. А помощников разве нету у тебя?
— Ты, Алексей, говоришь, что сам гостиловский. И родня у тебя на кладбище этом лежит… Вот и взялся бы мне помочь… Жить, хранить вещи и инструменты есть где. Через дорогу от храма есть времянка. Электричество там имеется. Батюшка, когда на службу из Большого Села приезжает, в этой бытовке всегда останавливается… Он позволит тебе там, если что, разместиться. А то в моём доме место найдётся. Давай, решайся… Дело это доброе, хорошее.
Новая ограда Христорождественского погоста в селе Рождество
Было у меня такое желание, — помочь Петру, и сейчас оно есть… А я всё собираюсь и собираюсь приехать в село Рождество, да вот никак не соберусь. Понимаю, что дело это благородное, но, видно, одного понимания мало. Воля твёрдая нужна, усилие над собой. Не напрасно нас, интеллигенцию, в народе «г н и л о й» называли. И поделом!..Слова Петра долго, почти четыре года не давали мне душевного покоя и мучали мою совесть. Хотелось доказать ему, что не все интеллигенты боятся тяжёлой физической работы.И, вот, отметив свой очередной, семьдесят первый день рождения, я сказал сам себе: надо ехать и помочь моему новому знакомому, пока ещё есть здоровье, да и силёнок немного осталось. Эх, была не была! В середине августа, как раз перед Яблочным Спасом 2022 года, я купил на базаре какое-то подобие резиновых калош себе на ноги, нашёл старые тренировки, рубашку похуже и, засунув всё это в большую дорожную сумку, отправился на автовокзал.До села Рождества нужно добираться с пересадкой в Чудинове. Вся поездка заняла не так уж и много времени, какие-то два часа. В восемь часов автобус Чудиново – Большое Село остановился на повороте на Рождество, не доезжая несколько сотен метров до деревни Гостилово… Метрах в пятистах от трассы, на высоком берегу Черёмухи красовался Христорождественский храм. Даже в своём запущенном состоянии церковь величаво возвышалась над округой.
Пётр обрадовался, увидев меня с дорожной сумкой в руках, присел на одну из упаковок с кирпичами, что были расставлены вдоль дороги рядом с оградой кладбища.
— Вот это всё нужно уложить в стену. – каменщик похлопал закорузлой ладонью по плотной плёнке в которую были упакованы кирпичи. – Не думал, что ты приедешь… Ну, а раз решился, то пойдём покажу тебе место, где будешь отдыхать и переодеваться… А я тут с шести утра каждый день тружусь, днём-то жара, за тридцать градусов. Ты как её переносишь?
— Я жару люблю. По гороскопу я «Лев», а это солнечный знак. Воды вот взял, на всякий случай. Две бутылки по полтора литра.
— Вода пригодится… Только в гороскопы верить, — пустое дело. Верить надо в Бога… Давай твои бутылки спрячем в тенёк, за оградой, чего их туда и сюда таскать.
— Согласен, это будет рационально, — я раскрыл сумку и вытащил две тяжёлые бутылки с «Углической», — теперь моя сумка на три килограмма легче будет.
Пётр не обратил никакого внимания на моё умничание, не говоря ни слова поднялся с кирпичей и молча направился по дороге вдоль обновлённой ограды к дому, где мне предстояло временно поселиться. По дороге я с журналистской дотошностью пытался расспросить своего «работодателя» о том, о сём: откуда строительные материалы, кто финансирует эти работы, есть ли у него помощники. Петр или отмалчивался или дипломатично переводил разговор на что-нибудь другое, более прозаическое.
Я подумал: если в первый мой приезд, четыре года назад, было отремонтировано только три или четыре проёма каменной ограды, то теперь почти вся её западная часть была закончена. До южной угловой башни оставалось восстановить только пять пролётов. Прогресс налицо!
Удивительно, сколько может сделать один целеустремлённый и знающий своё дело человек. Если он специалист, мастер… Не люблю слово «профессионал», его мои коллеги журналисты стали почему-то употреблять там где надо и где не надо. Ну и, как водится, обесценили это неплохое, в общем-то, слово.
Пётр – мужчина средних лет, если точнее, то, примерно, пятидесяти годов с хвостиком. Возраст, по современным меркам, ещё не старческий (да и я, в свои 70 лет, стариком себя не считаю). Живёт он один, в огромном доме, на краю села, держит какую-то живность и несколько пчелиных ульев. До пенсии ему ещё далеко, вот он и зарабатывает себе на жизнь как может и тем, к чему душа лежит.
Восстановлением церковной ограды Пётр занимается с 2018 года, до этого трудился церковным старостой… Как это ни странно, но имя «Пётр» в переводе с латинского языка означает «Камень» и вполне сочетается с его нынешним занятием, вот только ключи от храма пришлось Петру передать другому церковному старосте.
Про финансирование работ по благоустройству храма и его каменной ограды общей длиной не менее километра бывший староста мне не стал ничего докладывать, а я не настаивал… Рассказал только о своих помощниках. Один из них, мужчина лет шестидесяти, был житель деревни Абашево. Трудился он за оградой церкви под добротным навесом из тёса на бетономешалке. Александр готовил раствор для кирпичной кладки; здесь, под навесом хранились и мешки с цементом. Речной песок он просеивал на специальной сетке, воду для раствора качал электронасос из ближайшего колодца.
Второго помощника звали Николаем, он из Климова. Все эти деревни располагались вблизи от Рождества. Задача у Николая была проще: доставить в вёдрах на тележке готовый раствор к потребителю, каменщику Петру. Говоря современным языком, Николай отвечал за логистику.
— Ну, а тебя, Алексей Алексеевич, мы проверим в деле, посмотрим, какой ты есть каменщик, — сказал мой технический руководитель, когда я переодевался в рабочую одежду, — ты, помнится, говорил, что приходилось этим делом заниматься.
— Боюсь, что как специалист я тебя, Петя, разочарую. Я работал помощником каменщика шестого разряда почти два года (мне даже был присвоен второй разряд). Мы реставрировали в Кишинёве старинные здания из белого камня, ракушечника. У этой работы была своя специфика. А вот с кирпичом мне работать не доводилось. К сожалению… Да и было это сорок лет назад. Мне для поступления в университет нужен был рабочий стаж…
— Всё понятно с тобой. Кирпичная кладка требует особого умения, особого, я бы сказал, мастерства… Впрочем, любой человек, если он не совсем дурак, быстро приобретает и опыт, и сноровку… Как я понял, ты безвозмездно хочешь поработать, как энтузиаст или, как сейчас модно говорить, — волонтёр? Если это так, то это очень хорошо, это нам подходит.
Каменщик я оказался некудышный, если Пётр быстро и аккуратно укладывал в стену ограды десяток кирпичей, то я только два, от силы три.
— Так, парень, у нас дело не пойдёт. Ты меня только от работы отвлекаешь, за наставничество мне доплачивать не будут! Давай так сделаем. Хороший помощник лучше плохого мастера. Будешь кирпичи сюда, за ограду, с дороги носить и ёлочкой, я тебе покажу, как укладывать. Вёдра Николай привезёт, поможешь ему их сюда затащить и высыпать в деревянный ящик с раствором… Ещё не забудь смачивать кирпичи водой, те, что у меня под рукой. Я не буду по пустякам отвлекаться, и дело пойдёт у нас в два раза быстрей. Что, смекнул?
Я уже давно всё понял и смекнул… А что делать? Всё правильно Пётр говорит. Как говорят французы: назвался шампиньоном — полезай в ридикюль… Дело у нас пошло на лад. Производительность труда увеличилась чуть ли не на 50 процентов… Вот только солнце подвело. К полудню оно палило во всю, как в пустыне Сахара. Я всё чаще стал отсиживаться на приглянувшейся мне могилке с покосившимся деревянным крестом. Рубаха моя просолилась от пота. Стоило сделать несколько глотков воды (вторая бутылка «Углической» уже была наполовину пуста), как тут же часть выпитой воды увлажняла мою старенькую рубашку.
С порученным мне делом я с трудом, но кое-как ещё справлялся. Пётр, поступая педагогически грамотно, не хвалил меня, но и не ругал, если что не так. Понимал, что я уже работаю на пределе своих возможностей.
— Давай, Алексей, ещё часик с тобой поработаем, и шабаш! Солнце как сбесилось! Август, а температура за тридцать градусов… Ты это, друг ситный, давай шапочку-то свою почаще водичкой смачивай… Мы с тобой уже дневную норму перевыполнили.
Что мы чего-то перевыполнили, это я давно почувствовал на своей спине и теперь носил на руках не по четыре,а по три, потом и по два кирпича. Жара давала о себе знать, да и возраст всё же сказывался…
— Ты чего это, парень, какой-то бледный стал? Ну-ка присядь вот сюда, в тенёчек, на могилку… Никак перегрелся, бедолага. – Это было последнее, что я услышал, уже теряя от жары сознание. Мне показалось, что я проваливаюсь в какую-то темень…
Нечто, похожее, случилось со мной в 1971 году, когда я служил в армии. Стояла такая же жара, и наша рота укладывала на полковом плацу парашюты. Видно, и в тот раз, в 19 лет, я сумел перегреться на солнышке и вот так же умудрился брякнуться в обморок. Меня сразу отвели в ПМП и уложили на койку. Три дня я, на зависть друзьям десантникам, кантовался на белых простынях в полковом медпункте. Отлынивая от службы, успел даже прочитать за эти три дня интересную книжку — «17 мгновений весны» Юлиана Семёнова. Врачи считали, что пострадавший от теплового удара солдат должен пройти если не обследование, то хотя бы минимальное количество дней находиться под наблюдением врачей.
Не помню, сколько я времени находился в отключке, но очнулся, когда Пётр вылил на меня ведро воды, это и привело меня в чувство.
— Всё, шабаш! Сворачиваем все работы. А если бы ты, не дай Бог, тут окочурился. – Как из пулемёта затараторил мой напарник. — Вот ты бы мне хлопот-то доставил. Что улыбаешься? Сразу видно, что ты живучий парень. Это хорошо. Как чувствуешь-то себя?
Я попытался встать, но голова ещё кружилась, и почему-то меня начало знобить.
— Посижу ещё немного. Принеси мне минеральной воды, если там что-то осталось. Во рту у меня, почему-то, всё пересохло, даже говорить трудно…
— Ничего, ничего, парень! Ты хоть и бледный ещё, как жмурик, но жить будешь. Как это так, — на кладбище помирать. Так, нормальные люди не делают… Я же тебе говорил, чтоб ты свою кепочку водой смачивал. А ты что… Вот тебе башку-то и напекло. Давай соберись и вставай. Я помогу тебе до дома дойти. Полежишь там, отдохнёшь… А я часов в шесть, когда жара спадёт, ещё здесь поработаю. Вон сколько ты кирпича натаскал…
Пётр довёл меня до дома. В избе было прохладно, и я хорошо отдохнул. Под вечер, часам к семи, я не спеша, переоделся в чистую одежду, кое-как умылся из старинного рукомойника и вернулся к месту работы. Пётр, не замечая меня, увлечённо трудился не на стороне кладбища, а со стороны дороги. Он работал и напевал, что-то знакомое ещё по моей учёбе в музыкальном училище: «Ты забыл край милый свой, бросил ты Прованс родной, где так много…».
– Ничего себе, — подумал. – Деревенский каменщик распевает арию Жермона из оперы «Травиата» Верди. — Петя, что это ты такое поёшь, очень знакомое? Мастер лихо смахнул мастерком лишний раствор, и шов кладки сразу приобрёл товарный вид.
– Я смотрю, ты уже переоделся. Что, решил немного прогуляться?…Ты только не обижайся, но я тебе прямо скажу: какой я тебе, — Петя! Я, между прочим, два года учился в Саратовской консерватории по классу трамбона… Ты хоть знаешь, что это духовой оркестровый инструмент?.. Меня Пётр Васильевич зовут… А то: Петя, да Петя… Что это ты такой серьёзный стал?.. Да, шучу я, — не бери в голову. Нам песня строить и жить помогает. Сейчас я тут закончу, и пойдём ко мне ужинать…
— Спасибо, Пётр Васильевич. У меня тут, в Гостилове родственники, хочу их навестить. Ты извини, но я завтра в Рыбинск уеду, что-то у меня с головой не того…
— Это пройдёт! Спасибо тебе за помощь. Вот сколько мы с тобой за день понаделали. Почти весь пролёт замастырили. Мне раньше на это дело пару дней требовалось, не меньше.. Ты это, вот что. Поправишь здоровье, — приезжай ещё. Я буду тебе рад.
Алексей Алексеевич Крылов у ограды Христорождественского храма
Не стоит село без праведника… Это не трюизм, это житейская мудрость. Да, пожалуй, и мир не будет существовать без добрых, бескорыстных и праведных людей. Он, наш мир, так удивительно устроен, что хороших людей в нём никогда не бывает много, никогда не бывает лишку… А вот озлобившихся, завистливых и опустившихся человеческих особей почему-то всегда с избытком. Может это потому, что путаются они у нас под ногами: лезут туда, куда их не просят, занимаются тем, в чём не разбираются…
Дело тут ещё и в том, что хорошие люди делают своё доброе и общественно полезное дело скромно и ответственно, не кричат об успехах на «всю Ивановскую». Но главное — осталась вера в то, что с Божией помощью многое на селе выправится в лучшую сторону. Да, глядя с печалью в сердце на опустевшие сёла и наши районные центры, на обезлюдевшие деревни, становится страшно за будущее детей и ещё больше обидно за нас, русских… Почему мы, с умом, широтой души и талантом, со всеми качествами великого народа. – так убого живём? Почему наивно и легко ведёмся на всякую западную дешёвку и мишуру, почему стараемся подражать всем, кому не попадя; почему пытаемся перенять и освоить всё то, что и на хрен нам не нужно, и в сто лет не пригодится.
Наши мудрые предки не напрасно дали такое символическое название селению на правом берегу реки Черёмухи, — Рождество. Не простой смысл таится в названии этого почти заброшенного села Ярославского края, что в самом центре европейской России, в самой серёдке русской земли. «Рождество» — в этом слове надежда на возрождение всего, что нам дорого. Всего, что оставили нам наши отцы, деды и прадеды.