Владимир Гречухин
Рыбинские издания – газета «Рыбинская среда» и журнал «Рыбная слобода» — для меня всегда интересны и во многом очень близки моим сердцу и разуму. Так и на этот раз было, я нашел там немало содержательного и вызывающего на размышления.
Сперва немного скажу о журнале. Журнал этот явление редкое, особняком стоящее в мире изданий ярославской митрополии. Что скрывать, великое большинство таковых изданий на Руси очень узки в своей тематике и очень жестко подчинены «канону», от содержания до ткани повествования. В этом их серьезная ущербность и немалая отрешенность от широких контактов с громадной аудиторией читающих россиян. Таковые издания являются сугубо внутренним делом приходов и епархий, ничем не выходя к более обширному гражданскому обществу.
В свое время попытку вести дело свежей и интересней сделали в вятском епархиальном издании. Тогда в Кирове это издание вел краевед и культуролог В.К. Семибратов, он-то и старался вывести тематику их «Вестника» к большой аудитории культурной общественности города Кирова (Вятки) и его области. Но, прямо скажем, долго вести такой курс у вятчан не получилось и прорыва они не обрели. Я тогда печатался в их издании целой книгой «На Вятских Увалах» и мне были понятны как возможности, так и перспективы такой работы. И то и другое давало лишь шанс «маневрировать» в четко определенных рамках строго церковной тематики.
В Рыбинске случай принципиально иной, который нас весьма порадовал и немало удивил. Журнал «Рыбная слобода» решительно осуществил прорыв в тематике, прорыв к читателям и авторам. И он является действительно интеллигентным изданием, дающим качественно новый пример общения церкви с обществом. Там каждый материал говорит об этом, говорит свежо и убедительно. Понимаю, как это трудно, ведь такой путь наверняка понят как верный и прогрессивный далеко не всеми. Журнал это редкостный. Хочется верить, что он — одно из первых дуновений новых течений в мире русской православной Веры. Эти новые веяния ей очень нужны, ведь время давно уж показало, что разумный интеллигентный поиск нужен даже в таких незыблемо устоявшихся «галактиках» как Православие. Дай Бог редакции успешно вести свое издание по избранному пути и сохранить журнал таким, где интеллигентность и духовность едины и на чьих страницах равноправно встречаются вопросы приходской жизни и вопросы культуры.
А что касается «Среды», то на этот раз особенно меня привлекло сообщение Александра Гуляева «Город как вопрос о свободе выбора». И тема эта мне близка и понятна, и излагаемые мысли опорно важны, да и целый ряд сообщаемых истин близок нам, мышкинцам, много размышлявшим о выборе и путях своего маленького города. И, конечно, весьма располагают частые обращения автора ко взглядам и авторитету В.Л. Глазычева.
С Вячеславом Леонидовичем мы были хорошо знакомы. Встречались. Переписывались. Спорили и вместе рассуждали о судьбах малых городов России. Отнюдь не во всем сходились, но он умел принимать и оценивать чужую точку зрения, и мне случалось публиковаться в его электронных изданиях, несмотря на определенное несогласие издателя с рядом моих заявлений.
А началось наше общение давно, еще во времена ельцинского правления. Тогда под влиянием культурной общественности (и подлинных гигантов, которые еще жили средь нее). Правительство России изобразило заинтересованное внимание к судьбам малых городов и приняло решение о создании некой программы русского малого эталонного города. За участие в этой программе и за победу в ее творческом состязании могли поспорить любые малые провинциальные центры, чувствующие себя самодостаточными и желающие сделать шаг вперед в своем бытии. (А такой шаг в случае победы в конкурсе был весьма реален, ведь победителю сулилось федеральное финансирование в целом ряде полезных продвигательных дел).
Мышкин по благословению нашего великого друга Д.С. Лихачева, конечно, включался в это движение городов-малышей по поискам своего счастья. И первоначально был в этом очень успешен. Мы прошли в «двадцатку» избранных, а потом пробились и в «десятку» и даже в «пятерку». А потом обрели и самые реальные шансы на победу. Вот тогда-то к нам и приехал В.Л. Глазычев с целой командой своих соратников. Они-то и вели эту правительственную программу со стороны научного обеспечения.
В те дни приезжали, конечно, и высокие чиновники, вплоть до заместителей Министра культуры, но участие Вячеслава Леонидовича было для нас особо важным. Здесь было иное качество участия…
Мы много общались, найдя в гостях интересных и даже желанных собеседников. Обсуждали разные городские вопросы, много иска ли взаимопонимание. Я не рассказываю о том, как мы в конце концов немало преуспели, как все вместе выработали общую стратегию работы, как Мышкин оказался, что называется «в двух шагах от победы». И о том сокрушительном поражении в состязании городов-претендентов, которое нам стопроцентно обеспечили наши тогдашние мышкинские чиновники. Честное слово, до сих пор дивлюсь на редкостную самовлюбленную тупость того поколения нашего чиновничества. Некультурность там была нерушимо спаяна с безмыслием. Экое времячко-то было… Партбилет являлся священным оправданием любой глупости, любого скудоумия… Сейчас с этим все же гораздо легче…
Но я не об этом. Я хочу сказать о том общении, которое у нас с Вячеславом Леонидовичем не прервалось даже после «чиновничьего парада глупостей» (так сказал он о действах наших «отцов города и района»), а продолжалось до последних дней этого замечательного градоведа.
…Общение начиналось с неприятия «исходных позиций» с которых мы надеялись ввести наш крохотный город в большой туризм. Молодые соратники Президента Академии урбанизации городской среды (а тогдашний официальный статус Глазычева был таков) подходили к этому вопросу, вооруженные классической «триадой» наличия непременных условий туристического успеха. Триада эта и сегодня еще остается почти незыблемой, хотя жизнь и внесла в нее немало поправок. Она вещает, что если в истории города нет ни знаменитого события, ни знаменитой персоналии… Да еще если у него нет и не менее значительного архитектурного ансамбля, то ни о каком туризме ему и думать не стоит.
Увы, у Мышкина не было ни великого исторического события (равного, скажем, Бородинской битве), ни великой исторической персоналии (равной, скажем, Циолковскому)… Не было у нас и великолепного архитектурного ансамбля (равного, скажем, Толгской обители). И глазычевская «молодая гвардия» с порога отвергла наши дилетантские надежды на большой туризм. Не с чем вам неразумные и неграмотные мышкинцы, подступиться к этой едва не сакральной сфере! Единственно возможным успехом, который допускали наши строгие гости, было бы строительство… придорожного кафе возле нашей волжской переправы. Там, мол, есть реальный потребительский спрос, осуществите же реальное предложение! А на туризм в Мышкине не может быть никакого спроса, и в этом деле Мышкин не может иметь никакого достойного внимания.
Вот так мы начали общаться. Москвичи соглашались с тем, что городок живописный, с милым прошлым, с забавным настоящим. Находили, что при максимуме усилий вот здесь-то и можно для всей провинциальной России обрести некий выставочный образец, некий действительно прибранный, причесанный и ухоженный (в общем, эталон) городок. И готовы были сотрудничать в разработке теоретической базы для этого.
Ну что ж, вот за эту базу мы все и взялись. Чего только в ней не было — от истории города и его современных социальных характеристик до целых опросов населения, до детальной современной статистики и даже до сказочного изображения нашей реальности (вроде кассилевских «Кондуита и Швамбрании»). Все это собиралось и конструировалось азартно, увлеченно и даже чуть не вдохновенно. Не только нашим столичным партнерам, но и нам в ряде случаев удалось взглянуть на Мышкин и на самих себя по-новому. Совместная работа с учеными всегда полезна и образовательна в самом лучшем смысле этого слова.
Мы во многом (почти во всем!) нашли взаимопонимание кроме… Кроме большого туризма! Здесь обе стороны оставались неприклонными. Москвичи выступали с классической триадой условий туристического успеха, а мы напрочь не принимали такой абсолютности. В чем причина такой нашей неприступности? Мы оказались безнадежно упертыми провинциалами? Мы не понимали нищеты своих исходных данных? Над нами довлел непробиваемый непрофессионализм?
…Сегодня, вглядываясь в то очное и заочное общение, видишь совсем другое. Мы смотрели на предмет провинциального туризма совершенно с разных позиций, мыслили в совершенно разных плоскостях, которые не могли пересечься для взаимопонимания. И удивительно, что тогдашние теоретические разработки по туризму совсем не предполагали никаких иных подходов кроме пресловутой триады условий. Тогдашние разработки даже и близко не подходили к вопросам разумной мифологизации пространства, к вопросам нового видения жизни малого городского сообщества, к вопросам культурной и исторической ценности самых простых вещей.
Сегодня туристической теорией все это уже вполне осознанно. Более того — столь же шаблонно принято на вооружение. А пример Мышкина давно стал хрестоматийным и даже устарелым. И он давно вошел не только во все учебные пособия по туризму, но и во многие серьезные научные работы. И тогдашнее непонимание и тогдашнее глубокое неприятие можно вспомнить лишь с печальной улыбкой.
В своих встречах и переписке с В.Л. Глазычевым мы черпали много полезных знаний и крепких мыслей, но, наверно, и сами мы кое-что давали нашим столичным сомыслителям. И в первую очередь понимание крайней важности одухотворенного, опоэтизированного понимания жизни малого городского сообщества. (Ведь там всегда можно увидеть именно достойное поэтического восприятия и понять, что оно-то и было самым ценным, оно-то и достойно рассмотрения и сохранения!).
Лишь таковое видение живой реальности города позволяет и понять его душу, и найти волшебный ключик к его лучшим ценностям. В таких случаях непременно нужно твердо знать, что город это не только статистика. И даже отнюдь не статистика! И город — это не только здания (хотя и кто оспаривает их благородную безмолвную силу!) Я думаю, что такое часто бывает, когда малый город живет чуть не потаенно в живом общении его верных граждан. И в их воспоминаниях, и в их мечтах, и даже в обиходных здешних выражениях и названиях.
Так было с Чарондой, когда там жила уже только горстка людей, а статус давным-давно был сельский… Так было с Пустозерском, когда там никто уже не жил, но окрестные обыватели твердо именовали это место городом или хотя бы «городком». И примеров тому не счесть, то есть Город с его самыми лучшими и самыми самобытными звучаниями, должно быть, нужно искать в мире его людей? И, наверняка, там обретешь и его неповторимую «мелодию» и волшебный ключик к скромным сокровищам его единственности. А ведь, скажем, тому же туризму единственность весьма желательна…
…Беседы о малом городе. О, какими они сперва были непримиримыми! Молодые коллеги великого градоведа ни в чем не сходились с нами. И его сотрудники из института урбанизации и его студенты торжествующие побивали нас общеизвестными академическими истинами, которые со всей безусловностью гласили, что малый город наподобие Мышкина сегодня лишен хоть какой-либо перспективы. Ну нечего ему делать в сегодняшнем до мозга костей рациональном мире! Он — смешной и жалкий анахронизм, волей случая дошедший до нас. О чем тут речь?!
А и правда — о чем речь? Если например кто-то возмечтает о создании здесь какого-либо завода, то сразу же упрется в полное отсутствие и сырьевой базы, и рынка рабочей силы, и самой свободной ниши в хозяйстве региона и страны.
Если повести речь невеликих перерабатывающих производствах сферы сельского хозяйства, то где оно нынче это самое хозяйство? К примеру все молочко с наших быстро умирающих ферм помещается всего в одну автоцистерну, которую раз в день увозят в Углич на тамошний еще живущий сырзавод.
Если обратиться к использованию для откормочного животноводства здешних бескрайних полей и лугов, то где и чьи теперь эти поля и луга? На одних шумит двадцатилетний лес, а другие давно обрели таинственных «хозяев», затерявшихся где-то в Москве или Питере, а то и за границей.
И все эти горестные истины мы сами хорошо (и лучше чем гости) знаем как в общих чертах, так и в деталях. И спорить тут не о чем. Пункт для спора снова оказывался всего один. Это — туризм. О нем и говорили вновь и вновь, никак не приходя к взаимности.
Изо всех наших гостей нас, должно быть, понимал всего один человек. И это был Глазычев. Понимал, что тишина, умиротворенность, миниатюрность, несуетность — это тоже капитал. И для людей из нынешних жутких мегаполисов капитал вполне серьезный, способный обращаться в определенную привлекательность.
Понимал, что яркие человеческие особости, даже причуды могут органично вливаться в оригинальный «портрет» города, украшая и обогащая его.
Понимал, что у самых простых старых домов и вещей может быть своя трогательная привлекательность. Их простодушная откровенность, их старческое достоинство, их печальная беззащитность — все это опять же сливается в несомненный и очень сильный фактор привлекательности.
Думаю, что он вполне разглядел наши тогдашние попытки сплести изо всего этого для нашего Мышкина забавный и впечатляющий венок некоего обаяния. И, очевидно, именно потому в самый разгар споров как бы отстранялся от прямого участия в них, а лишь с улыбкой наблюдал за этими непримиримыми борениями. Почти не вмешивался, но не упускал возможности в затухавший костер рассуждений бросить оживлявшую его реплику.
Должно быть, ему были понятны и векторы наших надежд и их истоки. Но, видимо, мало надеялся на то, что с этакими неопределенными аргументами и с этакими вполне некозырными «картами» мы сможем ввязаться в большую туристическую игру и удержаться в ней. Что ж, сомнения были более чем уместны, ведь тогда множество малых российских столиц поспешили на свет обманного огонька туристического успеха… Для большинства он обманным и оказался. Но речь не об этом.
Я все стараюсь рассказать о замечательном градоведе В.Л. Глазычеве и нашем общении с ним. Сегодня мне кажется, что уже тогда он хотел понять, возможем ли мы из наших мечтаний отжать полезный «сухой остаток».
Способны ли мы к креативным делам? Обладаем ли смелым творческим воображением? Для этого он и давал нам разные любопытные творческие задачи. Например, таким заданием было составление сказочной карты Мышкина и окрестных земель. Там все должно было обрести иные имена и иное звучание, но где-то обязательно должно было слышать и воспринимать общую мелодию мышкарства или «мышканутости».
…Ах, какую карту мы придумали… Там расстилалось вполне сказочное царство Царицы-Мыши, там все от банка до библиотеки оказывалось в немалой мере «мышканутым». Там край счастливых мышей (мышкарей?) переживал то ли полное возрождение — то ли полный улет в мечту. Там царили Порядок и Справедливость, а в порту, конечно, теснились корабли из разных стран мира, а по дорогам мчались и автомобили и всадники прямиком в эту заманившую и обнадеживающую благость. В общем, заставил нас градовед мечтать, шутить, играть и… верить в эту игру.
А за ней вырастали другие, уже не воображательные, а вполне приближенные к научным занятия. Они все имели характер малых социальных исследований по конкретным темам. Пожалуй, самым интересным оказалось выявление «центровых» людей, то есть тех, вокруг которых собираются и ими объединяются сообщества самых разных учреждений и организаций. Мы увлеченно взялись за это исследование и в нем нас ждали не только интересные поиски и размышления, а и маленькие радостные открытия.
Порой они были в немалой мере забавными. «Светлячками», людьми освещавшими и отеплявшими малые сообщества нередко оказывались отнюдь не начальники и не партийные «»вожаки», а люди самых простых профессий и должностей. Так в одной достаточно многолюдной организации такой единящей и оптимизирующей настроения личностью оказалась…. техническая!
Глазычев не ленился знакомиться с нашими подобиями исследований, которые мы пачками отсылали ему в столицу, и кратко отзывался о них (всегда доброжелательно и по существу). И эта связь не оборвалась даже тогда, когда стало вполне ясно, что наши чиновники похоронили-таки возможность нашего успеха в программе эталонного города России. С каким злорадным рвением и с каким надменным торжеством это было сделано…
Не наша и не Глазычевская вина была в таком крушении всех надежд, просто в те дни чиновничья районная машина еще была много сильней нас. А наша вина была, может, в том, что в те дни мы еще надеялись на совесть и чувство самой простой целесообразности этой «старой гвардии» коммунизма.
Градоведу был ясен этот печальный расклад и, прощаясь, он искренне пожалел нас, что время разумных районных властей на Руси, видать еще не пришло. И нам не суждено встретиться на победном финише конкурса за звание эталонного города. Не суждено… но суждено было еще немало общаться все по тем же болям и радостям жизни малых городов, когда Вячеслав Леонидович стал работать в комитете по вопросам самоуправления Общественной Палаты России. Но это уже другая тема…
И пора бы мне в письме ставить точку, но разговорился старик. И не могу не сказать еще об одном достоинстве вашего нового журнала — это его истинно журнальная структурированность, чего вовсе нету, например, в «Углече Поле». По сути дела у них не журнал, скорее альманах либо тематический сборник. Журналу должны быть свойственны и четкая выстроенность, и современная гражданственность. И все это у вас есть…