Светлана Панова.
В конце января в парк-отеле «Спасское» состоялась встреча горожан с поэтом и публицистом Ю.М. Кублановским. «Спасское» заявило о себе как о совершенно новой площадке для встреч такого рода: большой зал ресторана «Хлебникофф», рассчитанный на сотню посетителей, как оказалось, способен превратиться в лекционную аудиторию. И «Спасское» в такой момент высвечивает свою новую грань – оно становится не просто клубной площадкой для общения, но некой новой, особой культурной средой, обладающей собственным характером. Может быть, все дело в том, что рядом Волга, и вокруг — заснеженные просторы Отечества, а не многолюдный шумный город. А еще — что у такой встречи есть вполне определенная цель: расслышать друг друга, получить ответы на тревожные вопросы, которые не может не задавать себе сейчас каждый думающий человек.
На встречу в «Спасском» собрались не только давние знакомые поэта, которые многие годы следят за его творческим ростом и выступлениями на телевидении. Гостями «Спасского» стали предприниматели, художники, работники НПО «Сатурн» и других предприятий города. Словом, аудитория была представительной, свободных мест в зале не было.
Для многих главным событием встречи стала сама возможность вступить в диалог с выдающимся земляком, известным сегодня не только своим высоким искусством поэзии, но и четко выраженной гражданской позицией. Об этом говорит и название презентованного в «Спасском» сборника стихотворений — «Неисправные времена».
Название сборника действительно отражает сегодняшнее мироощущение соотечественников. Представляя книгу, Юрий Михайлович отметил: «Я думаю, особых вопросов к названию нет. Происходит «линька» той цивилизации, к которой мы привыкли; «линька», которая еще неизвестно к чему приведет. Может быть, к большому количеству и крови, и бед, и трагедий. Я приехал в Париж через три дня после январского теракта — и не узнал Парижа. Это был какой-то оккупированный город — полутемный, пустой. Весь этот «праздник, который всегда с тобой» (помните, как характеризовал его Хемингуэй?) — кончился. Ясно, что на Европу накатывается нечто, что вряд ли так просто она расхлебает. Европа стала совершенно другой. В Германии, Франции, Италии человек привык чувствовать свою защищенность, и вдруг в течение такого короткого времени это уходит. Я был уверен, что это произойдет, и я во многих интервью это говорил — еще 10-15 лет назад — но не думал, что американцы так ускорят этот процесс, сбросив этих ближневосточных диктаторов, которые объективно все-таки «цементировали» ситуацию. Когда их «смели» с помощью цветных революций, наступил хаос, и, видите, как он выплескивается на Европу, и начинается действительно передел мира, который непонятно чем кончится».
Участники встречи в «Спасском» задали Кублановскому вопрос о его отношении к крымским событиям. В ответ Юрий Михайлович процитировал Столыпина, который говорил, что «в политике не бывает мести, а бывают последствия». «Вот эти санкции и резкое обострение отношений — это, конечно, и есть последствия того, что было нами сделано, — пояснил он. — Но было сделано это ведь не от хорошей жизни. Просто у России не было другого выхода. В Киеве произошел государственный переворот, была сметена законная власть. И для того, чтобы уберечь Крым от того, что случилась с Донбассом, надо было принимать решение. Там ведь еще и третий элемент есть — татары — там бы завязалась такая кровавая каша, что страшно подумать. Уж не говоря о том, что невозможно представить, чтобы в Севастополе в Балаклаве была американская военная база. Это неприемлемо для каждого нормального русского сердца. Так что этот шаг был вынужденный, это был результат, подготовленный киевской «цветной революцией». Россия должна была на него реагировать. При этом каждый, кто знает русскую культуру, историю, поэзию, понимает, что Крым — неотъемлемая часть русской истории и русской земли. Так что я это воспринял просто как торжество исторической справедливости. Слава Богу, что это произошло, это один из самых счастливых моментов в моей жизни после 90-го года — за последнюю четверть века. Но, конечно, там сейчас очень трудно и будет еще хуже… Вы, наверное, знаете, что Крым более двадцати лет жил в полном запустении. Все воспринимали Крым как колонию, которая существует для эксплуатации, хотя бы и в смысле отдыха граждан. Там запущено все, вся инфраструктура. По-хорошему, Крым бы надо закрыть лет на пять, километр за километром очищать и благоустраивать его. Потому что это больной участок земли, в экологическом отношении. И мы видим уже, что сейчас происходит в Симферополе, Севастополе. Смены лидеров, вспышки недовольства, я это все предполагал. Но я не встретил ни одного человека оттуда, который бы хоть на минуту пожалел о том, что Крым отошел к России. Сейчас у Крыма — те же проблемы, что и у всей нашей страны, они тяжелые, но они те же, что во всей России».
* * *
Для тех, кто много лет знает Юрия Михайловича, открытием стали новые подробности его биографии, о которых рассказали собравшимся рабочие материалы документального фильма «Прогулки с Кублановским». Идея фильма принадлежит Николаю Васильевичу Романову (1948-2011), главному редактору «Рыбинской среды». Автор фильма – Анна Романова. Видеооператоры – Максим Быков и Денис Николаев. Первые съемки были проведены в 2010 году. Место действия – Рыбинск и его окрестности, такие как Демино, Борок, Спас. Темы диалогов – история Отечества, русская литература, культурная среда Рыбинска и русской провинции вообще, судьбы земляков — рыбинцев, биография поэта и его творчество, и многое другое. Материалы съемок со временем будут представлены в трехсерийном документальном фильме. Показанные в «Спасском» эпизоды наши читатели могут увидеть сейчас на сайте «Рыбинской среды.
В числе эпизодов фильма «Прогулки с Кублановским» был показан собравшимся фрагмент его интервью, записанного в июне 2012 года. Как бы рисуя штрихами картину будущего мира, Юрий Михайлович тогда с тревогой говорил о глобальных преобразованиях мира, связанных с «цветными революциями» на Востоке и сетевой культурой. Его взгляд на развитие мировых процессов оказался во многом пророческим. На встрече в «Спасском» он пояснил: «Всю жизнь помимо русской поэзии я занимаюсь еще и отечественной историей. И уже понимаю, что такое революции как феномен, отчего они происходят, что они порождают, какие трагедии и беды за собой влекут. Поэтому ни одного дня я, в отличие от многих моих коллег в Москве и не только в Москве, не обольщался по поводу евромайдана. — В нём была заключена трагедия не только для Украины, но и для России, а возможно и для всего мира, потому что в восточной Европе рождается чудовищный монстр, и непонятно, как это может рассосаться, это будет только нагнетаться в будущем. А ведь многие говорили, что это просто украинцы выбирают Европу…»
* * *
Для самого Кублановского встреча в «Спасском», по его собственному признанию, была связана «с чем-то сакральным». «Я очень рад, что приехал сюда, — заметил он в самом начале своего выступления, — тем более, что я первый, как оказалось, выступающий в этом замечательном зале, в этом замечательном месте. Спас в значительной степени сформировал меня. Потому что в детстве все летние месяцы — июнь, июль, август — я проводил здесь с бабушкой. Мы жили в Фалилеево, то есть в соседней со Спасом деревне. И в Спас я ходил каждые три дня за хлебом. Здесь пекли очень вкусный хлеб, такой вкусный, что даже теперь, объехав полмира, я вспоминаю его вкус с особенным чувством. Это место — Спас — просто по душе связано для меня буквально с чем-то сакральным. Вот эту Спасскую колокольню я всегда вспоминаю как что-то совершенно особое. Нет, быть может, ни одного здания в мире, с которым я был бы так внутренне связан — как с этой колокольней. Я ее помню с пяти-шести лет еще: она была белоснежной, с редкими вкраплениями кирпича — там, где сошла побелка. Мы лазали внутрь — в подклете стояли сундуки с полуистлевшей парчой священнических одеяний и церковными книгами. Мы не понимали тогда еще, почему это все в таком состоянии. Но, очевидно, для меня как для мальчишки, щенка, пацана — это было что-то необычное, находящееся вне рамок привычной советской жизни — советского быта, советской школы.
И с тех пор этот храм Спаса вот так по жизни все время идет со мной и, конечно, страшно сейчас наблюдать его деградацию. Сейчас уже нет и маковок на церкви. А все было: в детстве моем были еще и маковки, и кресты, и вполне прилично сохранившиеся фрески, которые сейчас почти не прочитываются. Этот храм во многих моих стихах прямо или косвенно присутствует. Наверно, есть стихотворений восемь или десять, где или прямо описана эта колокольня и эта церковь, или есть какие-то косвенные о ней упоминания. Так что это поразительно, что самая первая презентация моей новой книжки «Неисправные времена» проходит именно здесь, у Спаса».
На встрече в «Спасском» Юрий Михайлович прочел несколько стихотворений, посвященных этой местности. Одно из первых — «Спас» («Это село называется Спас, / радостно душам, / но страшно за нас…») — было написано в 1970 году, когда поэту было 23 года. Одно из последних в этой теме относится к 2009 году: «В рост крапива возле развалин храма / обжигала локти, цеплял репей. / А когда подрос, вразумляла мама, / провожая сына в Москву: «Не пей»…»
Читая в зале «Спасского» стихи, Юрий Михайлович пояснил: «Очень трудно постигать поэзию со слуха. Я сам слышал, как читают стихи многие поэты, был на нескольких вечерах Иосифа Бродского, многих других поэтов. Обычно очень быстро рассеивается внимание, очень трудно, если стихотворения настоящие (настоящее стихотворение — это большая концентрация образа, всего, включая фонетику) — уловить сразу со слуха все, что в стихотворении заложено. Очевидно, это невозможно. У меня у самого, когда слушал Бродского, уже в первые 10-15 минут рассеивалось внимание. Но я уже и не старался следить за смыслом, — была важна музыка стихотворения. Музыка, которую только и можешь уловить, когда слушаешь поэта. Та энергетика, которая существует в стихе, ее не просто открыть вот так вот, со странички… Собственно ведь постижение стихотворения — это большая работа. Работа, конечно, благодатная. Настоящее стихотворение никогда с ходу не постигнешь. Солженицын писал однажды о моей поэзии, что она нуждается в многократном перечитывании. Это не только моя поэзия нуждается в многократном перечитывании. Я думаю, у многих из нас есть вечные спутники, которых мы постоянно перечитываем. У меня это поэты от Державина, Пушкина, до Арсения Тарковского. И каждый раз, по мере того, как ты сам видоизменяешься под напором жизни и судьбы, изменяется и восприятие стихотворного мира поэта, каждого отдельного его стихотворения. Когда стихи поэта становятся твоим вечным спутником, это очень большое счастье. Конечно, требуются определенные затраты на первоначальное постижение поэтического мира того или иного поэта. Но когда уж ты вошел в него, когда это «потекло у тебя по жилам», тогда поэт, его творческий мир будет тебе надежной опорой во всех твоих жизненных передрягах. Я в этом убежден совершенно. Это укрепляет человека и поддерживает его во всех житейских невзгодах».
* * *
Один из первых вопросов, заданных участниками встречи в «Спасском» Юрию Михайловичу, касался его юности: «Правда ли, что в вашей трудовой биографии есть Рыбинский моторостроительный завод?». «Да, это правда», — ответил он. И пояснил: «Мама у меня была человеком очень авторитарным. Когда мое поколение кончало седьмой класс, начались хрущевские школьные реформы — одиннадцатилетки, восьмилетки и много чего еще. И мама сказала: «Там, дальше — куда хочешь иди, делай что хочешь, но сейчас главное — получить образование. Одиннадцать лет учиться — это долго». И отдала меня в авиатехникум. И я занимался все лето с преподавателями. И хоть я ничего не смыслю в точных дисциплинах, все-таки меня натренировали так, что я сдал вступительные экзамены на все пятерки и поступил на отделение холодной обработки металла. Но с такими дисциплинами как, например, сопромат, органическая химия, момент истины наступил уже в первую зимнюю сессию, когда я с треском провалил все экзамены абсолютно. И тогда мать отдала меня на завод. Я стал токарем второго разряда и учился в вечерней школе. Три года я работал на заводе и кончал вечернюю школу. Но через какое-то время в цехе я стал газету оформлять, потянулся в гуманитарную среду… А когда я пришел поступать в МГУ, то в документах у меня значилось, что я токарь второго разряда на Рыбинском моторостроительном заводе, выпускник вечерней школы».
Наши читатели знают, что Юрий Михайлович Кублановский родился в Рыбинске в 1947 году. Вот как прозвучал в «Спасском» его рассказ о своей родословной. «Мой отец был актером Рыбинского драмтеатра, достаточно популярным и знаменитым. Мама — преподавателем литературы, сначала в третьей школе на улице Ломоносова, потом — в Речном училище, многие-многие годы. Еще несколько лет назад ко мне после моих выступлений подходили состарившиеся ее ученики и говорили, сколь многим они моей маме и ее урокам обязаны. Мама была не просто преподавателем литературы — она была общественницей, — фигурой, не лишенной, как бы теперь выразились, определенной пассионарности. Поэтому у нас дома всегда толклись ученики, ученицы, читали стихи по тем временам не вполне ортодоксальные: Есенина, раннего Маяковского. Так что чуть-чуть какой-то свободы я хлебнул даже и из этого вполне, казалось бы, советского источника. Поскольку мама моя была, конечно, и членом партии. Но в семье нашей были и репрессированные. Вообще, предки мои — это духовенство (по материнской линии) и среди них много было репрессированных. Некоторые из них — из Некоузского района. Сейчас энтузиасты многое раскопали о моих предках, чья фамилия была Исполатовы. Кублановский — это я, конечно, по отцу. По маме я был бы Соколов, а девичья фамилия ее матери (моей бабушки) была — Исполатова. В шестьдесят четвертом году я уехал из Рыбинска учиться в Москву, и, собственно, с тех пор бываю здесь только наездами, бываю нечасто. Но мама здесь похоронена, бабушка, поэтому уж раз в год — отслужить панихиду на их могилах — я приезжаю в Рыбинск обязательно, да и вообще стараюсь следить за всем, что в нашем городе происходит».